• Главная • Воспоминания •
В. Н. Пепеляев
Разгромленные под Златоустом армии Колчака отходили в июле 1919 г. в район Челябинска, где их ждало новое поражение от наступавшей 5-й Красной армии. Военные действия переносились теперь на территорию Сибири, крестьянство которой в значительной своей массе давно уже вело упорную партизанскую борьбу с колчаковщиной, дезорганизуя тыл армии, приводя в негодность коммуникацию, отвлекая значительные силы на многочисленные внутренние фронты. В городах усиливалась деятельность большевистских организаций, чрезвычайно нервировавшая властей. Начали поднимать голову мелкобуржуазные право-социалистические группы. Обещанная помощь союзников не приходила, тыл армии явно разлагался, и к осени 1919 г. крах белого движения в Сибири уже явственно обозначился.
Не было недостатка в «планах спасения». Одни — как министр внутренних дел В. Н. Пепеляев, автор публикуемого дневника, и главнокомандующий армиями ген. М. К. Дитерихс искали выхода в развитии широкого добровольческого движения, в объявлении большевикам «религиозной войны», с чем особенно много носился мистически настроенный ген. Дитерихс, зазывая беженцев записываться в дружины «святого креста» и «зеленого знамени» (мусульманские дружины). Другие считали необходимым смягчить режим единоличной военной диктатуры, ими же выдвинутой, созданием представительного органа, со скромными законосовещательными функциями, проектируя для этого или расширить компетенцию уже существовавшего Государственного экономического совещания (проект Гинса) или же созвать новое государственное совещание (проект левых к.-д.). Третьи (представители земских и право-социалистических кругов) договаривались до уничтожения диктатуры и ратовали за немедленный созыв Земского собора, за отказ представительствовать за всю Россию и за воссоздание, областного сибирского правительства.
Наряду с этими планами существовали еще и более реальные программы иностранных интервентов, на которые по преимуществу и ориентировался адмирал Колчак и поддерживавшие его круги. «У меня был ген. Нокс, — записывает 22 сентября В.Н. Пепеляев в своем дневнике. — Он взял резолюцию Сибкомуча для сообщения Черчиллю. От последнего он получил инструкции поддерживать исключительно верховного правителя». Сам адмирал плохо разбирался в политических вопросах и, будучи к тому же человеком, мало уравновешенным и поддающимся влиянию окружающих его людей, быстро принимал решения, делая одну тактическую ошибку за другой, нервничал, раздражался, ездил непрерывно на фронт...
Публикуемые отрывки из дневника ближайшего сотрудника адмирала А.В. Колчака. министра внутренних дел, позднее, премьер-министра колчаковского правительства, В.Н. Пепеляева, охватывают время с 1 июля по 31 октября 1919 г. Записи эти представляют большой интерес.
Читая дневник, вы чувствуете, как разлагалась заживо колчаковщина: «Я поднял среди министров вопрос о более авторитетных докладах в совете министров по военным делам, чем те, которые делаются сейчас, — они поверхностны и тенденциозны; в них стремятся больше кого-нибудь обвинить, а других выгородить» (запись 3 июля). Истинное положение скрывалось даже от министров; в записи следующего дня, говоря о докладе ген. Андогского в совете министров, Пепеляев опять добавляет: «Сказано не все». Между тем лица, близко знавшие обстановку на фронте, непосредственные участники военных действий, как командарм 1 Сибирской ген. А. Н. Пепеляев (брат автора дневника), пытаются еще чем-то предотвратить надвигающуюся катастрофу, выдвигая наивные проекты: «Сегодня меня вызвал по проводу из Тюмени Анатолий, — читаем под 25 июля, — он почти безнадежно смотрит на положение, если армия, «которую нужно создавать снова», не услышит от самого «народа» призыва к борьбе». Сам А. В. Колчак чувствовал, что ставит последнюю карту, принимая бои под Челябинском: «верховный правитель объяснил мне обстановку па фронте и смысл боев в районе Челябинска, которые начнутся частью сегодня, частью 28-го. Генерал Дитерихс, — сказал правитель, — был против этих боев и за отход без боя от Челябинска, но я приказал дать бой. Это риск: в случае неудачи мы потеряем армию и имущество. Но без боев армия все равно будет потеряна из-за разложения. Я решил встряхнуть армию» (запись 25 июля).
В дневнике В. Н. Пепеляева мы найдем ценные свидетельства о тех военных приготовлениях, которые велись в Северо-западном крае и Финляндии летом 1919 года, когда англичане и ген. Юденич подготовляли новый поход на Петроград, свидетельство о торге с Финляндией за помощь в походе: «Финны за участие во взятии Петрограда требуют признания независимости, самоопределения населения Карелии и Олонецкой губернии». Как известно, соглашения так и не удалось достигнуть.
Вопросам интервенции в дневнике уделено немало внимания; чего стоит цитированное уже нами выше сообщение о присылке ген. Ноксу инструкции Черчилля на случай затеваемого земцами переворота или такая запись (от 13 июля): «Через два месяца кончится всякая помощь Англии. В сущности, в Англии помогают нам два человека — Черчилль и Бальфур». Из дневника мы узнаем о приглашении взамен мало надежных чехов - японцев «в количестве двух дивизий для охраны дороги к западу от Байкала». Правда, через две недели после того, как отметил у себя в дневнике об этом Пепеляев, был подучен не совсем утешительный ответ: «Комитет по внешней политике Японии обсудил вопрос о посылке войск на запад от Байкала; понимая мотивы, по которым мы об этом просим, Япония не может этого сделать, ибо это не будет попятно для ее общественного мнения. Далее идут хорошие слова и готовность помогать на Востоке».
Кое-что узнаем из дневника и о миссии Морриса — американского посла в Токио, побывавшего, по поручению президента Вильсона, в Омске и выступившего по возвращение в Вашингтон с предложением скорейшего признания правительства Колчака, чтобы оказать ему «моральную поддержку» в трудные дни.
Автор дневника — один из активнейших деятелей колчаковщины, ее идеолог, принимавший самое непосредственное участие в подготовке переворота 18 ноября 1918 года, поставившего у власти адмирала Колчака взамен свергнутой Директории. Человек, которому Колчак лично был многим обязан, — В.Н. Пепеляев близко стоял к правительству, был постоянным членом совета верховного правителя, где решались обычно все важнейшие политические дела, был посвящен во многие вопросы, которые оставались неизвестными другим членам совета министров. Поэтому его дневник является одним из важнейших источников при изучении интервенции и гражданской войны в Сибири.
Пепеляев Виктор Николаевич (1884—1920) — сын военного, воспитывался и вырос в Сибири; по окончании университета был преподавателем истории в средне-учебных заведениях г. Бийска. Был членом Государственной думы 4-го созыва от Томской губернии, где примыкал к фракции к.-д. В годы империалистической войны В. Н. Пепеляев работал на фронте по организации питательных отрядов. Вскоре после Февральской революции он был командирован Временным правительством в качестве комиссара в Кронштадт для восстановления там гражданской и военной власти. Из Кронштадта он вынужден был, под давлением революционных масс, вскоре уехать обратно. Летом 1917 г. В. Н. Пепеляев, правый кадет, монархист, был уже в рядах корниловских частей в качестве добровольца в 8-м Сибирском мортирном дивизионе. После октябрьского переворота он становится деятельнейшим членом кадетской контрреволюционной организации — «Национального Центра» (член Московского отдела «Национального Центра»). По командировке этой организации, после выступления чехов, Пепеляев пробирается (в августе 1918 г.) в Сибирь, где вскоре повел энергичную агитацию за установление единоличной диктатуры. Осенью этого года он совершает, объезд всех крупнейших сибирских городов, до Владивостока включительно, инструктируя по пути кадетские партийные комитеты и подготовляя переворот в пользу Колчака. Через несколько дней после переворота адмирал А.В. Колчак назначает его директором департамента милиции, затем товарищем министра внутренних дел, министром внутренних дел и, наконец, премьер-министром.
До последних дней В. Н. Пепеляев не покидал А. В. Колчака, с ним вместе был арестован в Нижнеудинске и доставлен в Иркутскую тюрьму и в ночь на 7 февраля 1920 г., по постановлению Иркутского Военно-Революционного Комитета, расстрелян одновременно с Верховным правителем.
Извлечения из дневника В. Н. Пепеляева частично были опубликованы в журнале «Красные Зори» (№№ 4 и 5), издававшемся в Иркутске в 1923 г. (начало записей — по 29 июля 1919 г.). Дальнейшие записи, за прекращением этого издания, в печати не появились.
Настоящий текст дневника воспроизводится по машинописной копии, снятой по-видимому в Иркутске в 1920 г. и хранящейся в настоящее время в Центральном Архиве Октябрьской Революции в Москве (фонд 195, ВД 1—1а).
1. — Это будет самый тяжелый месяц. Вероятно, на днях будет оставлена Пермь, если не произойдет чего-нибудь. Сегодня в совете министров делался обычный обзор. Нас уверяли, что Западная армия пережила кризис и почти прекратила отход. Сегодня мы видим, что она за несколько дней весьма подалась назад. Общий смысл событий тот же, что и в начале — Сиб. армия отходит, главным образом, из-за отхода Западной. Из желания кончить Гайду, здесь искажают смысл происходящего. Этому должен быть поставлен предел.
3. — Четверг. Вечером оставлена Пермь.
Я поднял среди министров вопрос о более авторитетных докладах. [в] совете министров по военным делам, чем те, которые делаются, сейчас, — они поверхностны и тенденциозны; в них стремятся больше кого-нибудь обвинить, а других выгородить. Мое предложение будет осуществлено.
4. — Совет министров. Доклад генерала Андогского о фронте. Сказано не все. Телеграмма от Деникина о политическом совещании.
6. — У меня был ген. Розанов, приехавший из Красноярска. Беседа была весьма содержательной. Я старался, между прочим, обратить его внимание на Урянхай. Выяснился общий взгляд.
Совещание. Сукин сообщил о проекте соглашения Юденича с Финляндией. Финны за участие по взятии Петрограда требуют признания безусловной независимости, самоопределения населения Карелии и Олонецкой губ. и т. д. Предложение отклонить и ответить в духе нашей ноты. Предстоит решить вопросы о чехах; воевать они не расположены. В связи, с этим выдвигается вопрос о приглашении японцев к охране к западу от Байкала. Поднимает этот вопрос ставка, Сукин, не возражает. Деникин занял большое пространство: Екатеринослав, Богодухов, Белгород, Лиски, Новохоперск, Балашов, Царицын. Возможно, что дальше наступление будет труднее.
9. — О политическом совещании телеграфировал Нератов (см. 4-е).
Очевидно, у Деникина случилось нечто вроде переворота: часть — Драгомиров, Нератов, Соколов отправлены в Париж как бы для информации омского правительства; другая часть оставлена.
9. — Вечером прибыл правитель с фронта.
В вагоне он нам (Вологодский, Тельберг, я, Сукин, Лебедев, Андогский) сообщил свои впечатления. Положение отчаянное. Возможно, будут сданы Екатеринбург и Челябинск (по мнению ген. Дитерихса).
10. — Четверг. Совет правителя. Решено упразднить должность верховного уполномоченного на Дальнем Востоке. Хорват совершенно бездействует. Будет назначен комвойсками ген. Розанов. Досадно, что Хорват не приехал в Омск.
Я уж давно стараюсь разрешить вопрос об Урянхае. Как будто бы подвинулось. Край нельзя терять.
Притязания Финляндии, выставленные ею при переговорах с Юденичем по вопросу о походе на Петроград, признаны явно неприемлемыми. Документ есть.
11.—Пятница. Мой доклад. Правитель не начинал разговоры, — я то же.
Совет министров. Прошло упразднение верховного уполномоченного.
Председательствовал уже Тельберг, так как Вологодский сегодня уехал в месячный отпуск на дачу.
13. — Совещание. Вопрос об отношении между ставкой и правительством и о плане войны. К конкретным результатам не пришли, хотя некоторый итог в смысле выводов есть — это обнаруженная тенденция приблизить ставку к правительству.
Японцы приглашены в количестве 2 дивизий для охраны дороги к западу от Байкала вместо чехов.
15. — На докладе правитель заговорил о фронте и сказал, что Анатолий будет командовать Северной армией.
16. — Среда. Совет правителя. Тельберг не успел рассказать о предстоящем сегодня выступлении Устругова в Государственном экономическом совещании, как правитель гневно потребовал запретить Государственному экономическому совещанию вторгаться не в свою область.
Вызвал Андогского и разнес его за его сообщений в экономическом совещании. Удалось уговорить. Я доказывал, что нужно проявить выдержку, и лучше ускорить окончание сессии, чем прибегать к репрессии в виде закрытия, на чем настаивал правитель.
Мне казалось, что удачным влиянием можно через экономическое совещание ликвидировать вредную общественную свистопляску, начатую блоком.
Заседание экономического совещания. Делали сообщения Устругов и Червен-Водали. Задали и мне вопросы, на что я ответил: «управляющий министерством внутренних дел испросит разрешения у председателя совета министров дать исчерпывающие сведения». Это будет касаться только вопроса о беженцах.
В совещании я узнал, что попытка группы членов его подсунуть политическую резолюцию (из 5 пунктов, из них главный — ответственное солидарное правительство) окончилась неудачей вследствие противодействия других.
17. — В левых кругах смакуют неудачи. Даже «государственно мыслящие» на время поплелись за теми, у кого всегда на уме священный тезис: «если правительство терпит неудачи, надо предъявить к нему требования». Кто поправее, — ругает за неиспользование японцев, полевее — слышать не хотят о японцах и ругают за нежелание воевать чехов, проистекающее, по их мнению, от недостаточной демократичности правительства. Поправее — казаки, полевее — Белорусов. Идиоты слушают и уверены, что правительство пропускает готовую помощь.
18. — Пятница. Доклад правителю. Изложил настроение «общественности». Правитель несколько раз прерывал меня: «Их надо арестовать!» Но я довел доклад до конца, из коего он мог убедиться, что все это не заслуживает столь большого внимания. Совет министров по предложению Тельберга назначил меня министром. Генералы Бурлин и Андогский сделали весьма обстоятельные доклады о реорганизации армии.
19. — Общественная буря разразилась делегацией к Тельбергу, который совместное Сукиным внес успокоение. Паника начинает вообще стихать. А доходило до того, что я нашел необходимым произнести речь чинам ведомства.
Совет правителя. Красные активны только на Челябинском направлении.
Политическое совещание в Париже прекратило деятельность ввиду объединения правительств (телеграмма кн. Львова).
От деникинской делегации из Парижа пришла первая подробная информация.
Такаянаги — ничего определенного. Он опроверг перед Сукиным приписанное ему в «Новой Заре» заявление о помощи на фронте.
20. — Днем меня вызвал правитель и задал вопрос о последней резолюции Иркутского губернского земского собрания. Я назвал ряд возможных мер, чрезвычайных и нормальных. Он просил к вечеру доложить.
Я советовался с Тельбергом и другими министрами и остановился на предании суду. Яковлева решил вызвать в Омск. Вечером снова был у правителя. Он одобрил. Много говорил со мной на тему об общем положении, о сегодняшнем приеме блока (в течение двух часов). И вдруг сказал: «3наете, не кажется ли вам, что диктатура должна быть действительно диктатурой?» Разговор на эту тему не углубился. Правитель одобрил, мое намерение съездить на фронт.
21. — Приехал Н.К. Волков. Интересного он рассказывает мало, так как ехал почти четыре месяца.
У меня был с визитом ген. Такаянаги, сидел около часа. Дипломатических тем не затрагивалось. Больше вопросы о внутреннем устройстве. Он очень интересуется общественным мнением и вопросом о том, будет ли Учредительное Собрание, или созвано какое-нибудь государственное совещание.
Говорил по прямому проводу с Иркутском. Первый случаи репрессии по отношению к земскому собранию. Я приказал произвести расследование об обстоятельствах принятия резолюции и возбудить судебное преследование. Во время разговора сместив временно управляющего губернией Агапьева и передал временное управление Церерину. Яковлев вызван в Омск. Он сейчас в отъезде.
22. — Вторник. У меня был с визитом бандидо-хамбо-лама, глава Урянхайского духовенства. У них тоже борьба партий. Хамбо-лама хочет подкреплять свой авторитет русским шариком.
В Урянхай назначенный ген. Попов только в воскресенье выехал. Большевики прорвались туда, нужно разрушить это гнездо непременно. Китайцы там не страшны.
Доклад обычный.
Совет министров. Я провел последний организационный закон о главном врачебно-санитарном управлении. Теперь надо решительно перенести центр тяжести в управление. Законодательствование кончено.
23. — Совет правителя. Ничего большого. Под Челябинском будут бои, которыми сейчас занято внимание правителя. Он отменил даже доклады министров, за исключением моих и министра внутренних дел.
Реорганизация армии продолжается.
В Омск на днях прибыл американский посол Моррис (хотя в качестве как бы посла Вильсона, а не Америки). Чувствую, что наступает американская неделя, а может быть, и месяц.
24. — Выступил в Государственном экономическом совещании до вопросу о беженцах.
25. — Сегодня меня вызвал по проводу из Тюмени Анатолий. Он почти безнадежно смотрит на положение, если армия, «которую нужно создавать снова», не услышит от самого «народа» призыва к борьбе. Этот призыв от народа он мыслит себе в образе голоса «земского собора», который нужно созвать «немедленно». Он ждет этого созыва, заявляя, что иначе не верит в создание армии, и хочет уйти. Я ответил ему, что не верю вполне в этот способ, и вообще не верю в искусственные меры, принимаемые от случая к случаю. Обещал продумать, доложить правителю и приехать к нему для более тесного взаимоосведомления. С провода я был у правителя в час своего доклада. Изложил ему беседу и предложил съездить на фронт, куда мне вообще нужно, кстати — разъяснить Анатолию обстановку, из которой он увидит, что голос народа получить не так просто. Правитель просил меня съездить.
В ставке, пока я дожидался провода, я узнал, что Челябинск нами потерян, хотя, быть может, и не окончательно. Верховный правитель объяснил мне обстановку на фронте и смысл боев в районе Челябинска, которые начнутся частью сегодня, частью 28-го. «Ген. Дитерихс, — сказал правитель, — был против этих боев и за отход без боя от Челябинска, но я приказал дать бой. Это риск, — в случае неудачи мы потеряем армию и имущество. Но без боев армия все равно будет потеряна из-за разложения. Я решил встряхнуть армию. Если бы вы знали, что я пережил за эти дни!»
Верховный правитель» действительно, выглядит измученным.
26. — Совет правителя. Еще до совета Андогский сказал мне, что начало боев «плюсовое».
Сукин сообщил полученную из Токио телеграмму. Комитет по всеобщей политике Японии обсудил вопрос о посылке войск на запад от Байкала; понимая мотивы, по которым мы об этом просим, Япония, однако, не может этого сделать, ибо это не будет понятно для ее общественного мнения. Далее идут хорошие слова и готовность помогать на Востоке.
29. — Сегодня выезжаю пароходом на фронт к Анатолию. Цель — переговорить с ним, лично увидеть фронт и проверить Тобольскую губернию. Правитель принял меня вчера и дал, письмо для Анатолия, которое писал при мне и прочел. Поводом к нему послужило письмо правителю ген. Дитерихса, в коем последний пишет о разговоре с Анатолием и ген. Зиневичем, когда они подняли вопрос о земском соборе. Письмо правитель написал довольно резко и раздраженно.
Август.
13. — Среда. Приехал в Омск, узнал, что кризис. Блок и экономическое совещание, т. е. то, что называет себя общественностью, вопиют. Здоровее течение в казачестве — прямой подъем.
14. — Министры хотят, как и общественность, чтобы ушли Михайлов и Сукин. Я был у Вологодского с докладом.
15. — Был у ген. Хорошхина. Затем у ген. Дитерихса. Он бодро смотрит на положение и готовится наступать. С Анатолием он переговорил и выяснил все вопросы, к обоюдному удовлетворению. У меня был Белорусов. Принимал журналистов. Вечером совет министров высказался за отставку Михайлова и Сукина и за перемещение Тельберга и Гинса по должности главуправляющего.
Мой доклад [в] совете министров о выезде.
Прибыл правитель.
16. — Суббота. 3 ч. дня совет министров. Верховный правитель принял отставку Михайлова и не отпустил Сукина.
Совет верховного правителя. Правитель удручен «кризисом». Он подписал указы о Тельберге и Гинсе, но отложил о Михайлове, сказав, что предварительно поговорит с Л. Гойером.
17. — В газетах беседа со мной. Михайлов получает отставку.
18. — Беседа министров с Моррисом. Записываю ее подробно, ибо пребывание здесь Морриса — это, может быть, завершение периода наших отношений с союзниками и начало нового. Моррис хорошо говорит и — человек наблюдательный. Сначала производит неприятное впечатление заносчивостью позы, которое, однако, потом рассеивается. Он подробно изложил свои взгляды. Главные затруднения правительства («кризис») -— в экономике, а не в военных неудачах. Никакое другое правительство не справится с задачами, пока не будет разрешен экономический вопрос. А он не может быть разрешен без помощи извне. План помощи разработан здесь представителями всех держав и сообщен их правительствам. Всего Сибири нужен кредит 200 миллионов долларов, из коих 90 миллионов — на армию. Железнодорожная помощь заключается в: 1) технике, 2) финансах, 3) охране пути. Для охраны нужно, по заключению ставки, 40 тысяч штыков. Моррис послал правительству Соединенных Штатов совет послать это количество войск. Затем идет помощь товарами. Здесь Моррис не сказал чего-либо вполне определенного. По мнению Морриса, помощь имеет смысл лишь в случае ее немедленности в пределах трехнедельного срока. Окончить его доводы…
18. — Я был у атамана Иванова-Ринова. У него, по его словам, к 1 сентября будет 4 дивизии, т. е. 18 тысяч штыков и сабель. Он высказывается за упор Верховного правителя на казачество и деревню.
19. — Вторник. Верховный правитель принял меня вечером. Говорили о съезде крестьян. Вчера об этом мне говорил Иванов-Ринов, который сегодня был у правителя. Я спросил, говорил ли он об этом с Иванов-Риновым.
«Да говорил и он, но я сам об этом думал». Я. сказал, что с самого разговора с братом о земском соборе я думаю о совете крестьян в форме или съезда представителей волостных земских управ или особых делегатов от волостных сходов, и предложил обдумать конкретно этот вопрос к его возвращению. Он едет сегодня в 3-ю армию, потом во 2-ю, всего дней на пять. Я рассказал правителю о действиях генерала Гайды в Иркутске, что мне сообщил приехавший управляющий губернией Яковлев. Ген. Гайда, злоупотребляя именем Анатолия, говорил общественным деятелям о необходимости переворота.
20. — Совет министров. Сукин сообщает, что при Юдениче все-таки создалось правительство, которое признало независимость Эстонии.
22. — Совет министров. Доклад о фронте. Потерянное соприкосновение с противником уж налицо снова. Он перегруппировался. Две армии вместо трех. Южнее Кургана он наступает. Деникин хорошо наступает. Блестящий проект основных положений о выборах в Учредительное Собрание.
24. — Так как большинство съезда — настоящие крестьяне, то я решил поговорить с ними о милиции. Кажется, произвело прекрасное впечатление. Я еще больше верю в съезд крестьян.
25. — Я был с отдельным визитом у майора Кошека. Говорили о многом. Кошек не исключает возможности участия чехов на фронте.
26. — Доклад правителю; он крайне занят. Совет министров.
27. — Совет правителя. Говорили, между прочим, о добровольческом движении. Министры, однако, плохо этим интересуются.
28. — Верховный правитель со мной и ген. Голицыным был на собрании беженцев с Урала. Многолюдность, подъем. Встреча и простонародность собрания сильно подействовали на правителя. Он произнес прекрасную речь. Будучи у него после собрания, я сказал ему, что задача моя — приблизить его к простому народу. Собрание же убедило его в этой необходимости и верности. Правитель предложил мне ехать с ним на фронт.
29. — Совет министров. Доклад Сукина о союзниках. Среди глав. [?] совета министров снова идея комитета обороны, представителем коего называют меня. Я не в это верю.
Генерал Х[орошхин] рассказал мне о казачьей конференции. Позиция неопределенна, форм нет. Вчера делегация от казаков была у правителя. Иванов-Ринов едет на фронт.
30. — Совет министров в присутствии верховного правителя. Правитель сделал простой и ясный анализ положения. Наши неудачи от приступа к большевизму, который еще не изжит. От этих приступов не спасут никакие перемены в составе министров. Между тем вред несомненный от перемен — налицо. Вывод — никаких перемен. Никаких также изменений сейчас в положении Государственного экономического совещания. Потом это возможно. Правитель далее изложил сделанное ему заявление казаков. Верно, что ничего определенного. Наконец, правитель сказал несколько слов о фронте, где готовится наступление.
Сентябрь.
1. — Ген. Андогский сообщил мне по телеграфу о крупном успехе у Анатолия. Разбиты 6 полков красных и отходят. Был момент, когда потребовалось участие в бою даже штаба армии, который с писарями ходил в бой.
2.—Доклад. Верховный правитель настаивает, чтобы я ехал с ним на фронт. Он едет 4—5 сентября.
3. — Сегодня я получил письмо от А.В. Карташева из Гельсингфорса от 25 мая (с оказией). Оно вводит в круг работы русских деятелей Финляндии за полгода. Как всегда, раздор внутри, и Юденич, видимо, не активен совсем. Им вертят. Русский северо-западный корпус мал и гол. Эстония и Финляндия презренно заносчивы. Совет правителя. Сукин сообщил, что получены сведения о свержении Юденича в пользу Родзянко офицерами, недовольными социалистическим правительством Лианозова и бесполезностью унижения перед Эстонией. Решено выждать и подтвердить оказание помощи персонально Юденичу. Правитель поделился сведениями с фронта.
4. — Я получил телеграмму от Карташева через Набокова. Становится совершенно ясным рождение Лианозовского кабинета. Этот «переворот» устроен английской миссией. «Независимая» Эстония пока не дает ответа, пойдет ли она на Петроград. Возможно, и не даст. Такова всегда плата за унижение. Карташев не участвовал в нем. 5—14 сентября поездка на фронт с верховным правителем. Были в 3-й армии. Верховный правитель объезжал войска, а я волости.
16. — Совет Верхправителя. Верховный правитель предложил обстановку на фронте. Сукин — отношение союзников к правительству и антиправительственному движению эсеров, я дополнил сведения о последних: сибирских эсерах, Сибирском Комуче и пр. Присутствовали: Краснов, Гинс, Устругов, Сукин, Гойер, я, Дитерихс, Дутов, Будберг. Обмен мнений сосредоточивался на вопросе о созыве законосовещательного органа. Некогда писать все мотивы. Решено учредить государственное земское совещание. Верховный правитель издает грамоту.
16. — Мой доклад. Я сообщил, что ген. Розанов ничего не сообщает об обстановке на Дальнем Востоке. Правитель предложил передать ген. Розанову категорическое приказание сообщать все министру внутр. дел. Советом министров заслушана грамота.
17—18. — В городе чешские и казачьи круги распространяют слухи о совершившемся будто бы во Владивостоке образовании нового правительства. Слухи эти смакуются любителями. Я отправил ген. Розанову телеграмму с требованием [освещения] обстановки, с намеком на последствия дальнейшего молчания. Жду ответа.
19. — У меня был главнокомандующий Восточным фронтом генерал Дитерихс, говорили о многом — общем положении — внешнем и внутреннем, милиции, военно-административном управлении. Дитерихс обещал ввести приказом обязанность начальников военно-административного управления делать доклады министру вн. дел. Дитерихс сказал, что он 2 часа тому назад отстранил Иванова-Ринова от командования корпусом за неисполнение приказания оперативного характера (рейд на Курган) и заменил его ген. Беловым. Совет министров — текущие дела.
20. — У меня был ген. Дутов. Он назначается снова командующим Оренбургской [отдельной армией]. Он начинал разговор об Иванове-Ринове в связи с отстранением.
21. — Совместное совещание совета министров и пяти представителей Гос. экономического совещания по проекту о Государственном земском совещании. Наибольшие прения, доходившие до остроты, возбудил вопрос о месте Государственного земского совещания в системе государственных установлений. 5 представителей хотели под прикрытием этого вопроса изменить акт от 18 ноября. Я предложил поставить вопрос прямо об этом и не подходить как бы нечаянно. Вопрос неясен. Я лично готов изменить акт 18 ноября, но в пользу верховного правителя, а не в пользу случайных людей.
Вчера ушли первые отряды Святого креста и мусульман — всего 500 штыков и 100 сабель. 18-го им был сделан ген. Дитерихсом смотр, который совпал с молебствием по случаю грамоты. Были министры. Всем понравились дружины, а раньше некоторые министры советовали мне не связывать своего имени с этими «черносотенцами» и их движением. Я же предпочитаю связывать. На смотр из министров был приглашен только один я.
22. — У меня был ген. Нокс. Он взял резолюцию Сибкомуча для сообщения Черчиллю. От последнего он получил инструкции поддерживать исключительно верховного правителя. Американцами, в частности Моррисом, он крайне недоволен.
23. — Вторник. Прибыл утром правитель. В 2 часа я ему делал доклад о работе «общественности» в связи с созывом Государственного земского совещания. Верховный правитель скачал, что он не допустит обсуждения вопроса об изменении системы власти. Правитель вызвал Сукина и предложил ему в моем присутствии сделать доклад о Дальнем Востоке. Поведение Америки возмутительно. Она предъявила нам требования убрать Семенова, Калмыкова, генерал Гревс задержал направленное нам оружие, за которое уже уплачено золотом. Чехи недовольны исключением Гайды. Англия, Франция, Япония заявили Сукину, что они не имеют намерения поддерживать дальневосточное движение против правительства. Моррис заявляет то же о себе лично. Япония еще не ответила на американскую ноту. Во время доклада мне сообщили, что получена телеграмма от Розанова о попытке переворота, предупрежденного вводом наших войск. Вечером совет министров сделал характеристику всех уездных земств и высказался за дополнительное представительство от групп.
Вечером я был у правителя с телеграммой с Востока. Была будто бы попытка переворота в ночь на 19 сентября, но расстроена вводом во Владивосток верных войск. В чем попытка, Розанов не сообщает.
У меня был приехавший из Германии (Берлин) поручик Черкес, Рассказывал о немцах и о русских в Берлине. Интересно.
Правитель сказал мне, что не надеется уладить инцидент с Ивановым-Риновым. Между [тем] Иванова-Ринова подогревают.
24. — Прибывший с Дона полковник Карамищев привез мне много материалов и письма от Федорова и от Павла Дмитриевича Долгорукова. Протокол торжественного заседания 5 июля по поводу признания Верховного правителя Федоров просил меня лично вручить адмиралу. Письмо Федорова содержит ответ на мое, где я указываю на необходимость признания.
Совет правителя. Правитель изложил обстановку на фронте. Иванов-Ринов возвращается. Рейд в тыл противника — сказал правитель, — такое дело, которого нельзя требовать от обыкновенного военачальника.
25. — Вручил правителю протокол заседания 5 июля.
Правитель сегодня едет в 1-ю армию.
27. — Письмо от Анатолия.
29. — Вчера и ночью несколько телеграмм от ген. Розанова. Междусоюзный военный совет предъявил ультиматум о выводе из Владивостока войск, введенных ген. Розановым. Срок 12 час. 29 сентября. Я предложил собрать совет министров. Верховный правитель с фронта приказал Розанову ответить отказом, а Сукину выразить союзникам протест.
Совет министров единодушно высказался в том же смысле и послал ген. Розанову приветствие по поводу его действий. Вообще, это первый решительный тон по отношению ко всем союзникам.
30. — Получено от Розанова уведомление, что союзники отказались от ультиматума.
Вечером прибыл правитель.
Октябрь.
1. — Совет правителя.
Первое заседание комиссии по законопроекту о Государственном земском совещании. Участвуют 5 министров и 5 членов Государственного экономического совещания. Обсуждение вполне деловое.
2—4. — Я выезжал на лошадях в Омский уезд. Собирал сходы крестьян и говорил им о намерениях Верховного правителя, говорил в требовательном тоне.
Поразительное внимание и какое-то облегчение у них на душе. Сильной речью, за которой чувствуется власть, можно сейчас победить инертность и лукавство мужика. Но нужна работа власти, которую мужик должен видеть. Управлять уездом и губернией из города нельзя, — [пусть] это зарубит на носу каждый администратор. А их у нас надо заставить ездить. Приехал, узнал о взятии Тобольска.
Безусловно подтверждается провал Национального Центра. В Москве расстреляны, видимо, Щепкин, Астров, Алферов и др. — всего 67 человек.
7. — Правитель выехал на пароходе в Тобольск, с ним Гинс и морской министр.
12. — На пароходе карпато-руссов ген. Дитерихс сказал мне, что туркестанская армия большевиков готова нам сдаться, идут переговоры. Вечером у меня был ген. Дитерихс. На нашем фронте устойчиво. 1-я [армия] наступает.
Под моим председательством происходят заседания подкомиссии по разработке положения о выборах в Государственное земское совещание. Было уже три заседания. Работа идет спокойно.
14 — Сегодня собирались члены Национального Центра: Волков, Третьяков, Бурышкин, Червен-Водали, Кириллов и я, т. е. все, сколько здесь в Сибири националистов. Решили открыть отделение.
15. — Еще одно лишнее правительство: в Берлине: Люц, Антонов, Демченко, Скоропадский, Бискупский и др.
Деникин взял Орел. Теперь, можно сказать, дорога на Москву открыта.
Первый самозванец. В Кош-Агаче объявился «цесаревич Алексей». Это — почтово-телеграфный чиновник Пуцято, переписка о коем уже у меня. Он арестован контр-разведкой и находится в Бийске. К месту, где он арестован, собираются толпы любопытных. Управляющий губернией телеграфирует, что в него уже верят.
У меня был В.И. Игнатьев, бывший член Архангельского правительства. Он пробрался севером, через Тобольск. Передал, что англичане перед уходом с севера оставили только два танка, остальные три уничтожили. Их поведение там считают возмутительным. Сам Игнатьев производит слабое впечатление.
17. — Доклад верховному правителю. Я сказал о намерении ехать в Алтайскую губернию. Правитель одобрил.
18. — Вечером совет министров под председательством верховного правителя. Вопрос—фон-дер-Гольц. Решено выяснить способ завязать нормальные сношения с Германией, исходя из намерения [sic!], что война фактически кончилась.
20. — У меня был Третьяков. Говорил об обстановке политической и военной. В городе опять толки о смене председателя совета министров. Кандидатами считаются Третьяков и я.
21. — Доклад. Правитель просил меня ускорить поездку. Доложил о турках.
22. — У меня был С. Упорно говорит о начавшемся в «общественных кругах» обсуждении вопроса о премьере. Меня находят нужным сохранить на посту министра вн. дел, так как совмещать оба поста считают невозможным. Я сказал, что меня не удовлетворит пост премьера и пошел бы я на него только по приказанию.
Вечером совет министров под председательством Верховного правителя; он изложил обстановку военную, которую считает грозной, о чем ставит в известность совет министров.
23. — Мой доклад. Текущие дела. Правитель чего-то ждет от моей поездки особенного.*
_______________